«Живое воплощение хасидского духа»

Рабби Авраам Штернгарц.                                                                                                                                                             

Брацлавский хасидизм сегодня, пожалуй, одно из самых массовых и популярных направлений в иудаизме. Tруды его основоположника - рабби Нахмана издаются огромными тиражами, могилу праведника в Умани ежегодно посещают десятки тысяч паломников разных национальностей. Вместе с тем большинство интересующихся Брацлавом обращаются либо к текстам самого рабби Нахмана, либо к книгам и брошюрам современных популяризаторов, поэтому история передачи и развития брацлавской традиции, к сожалению, известна мало.

Небольшой биографический очерк о раввине кременчугской брацлавской общины – рабби Аврааме Штернгарце (1862–1955), возможно, поможет частично заполнить этот пробел.

Авраам Штернгарц родился в очень знатной хасидской семье. Его прадедом был реб Натан Штернгарц (1780–1844), ближайший ученик и преемник великого рабби Нахмана из Брацлава (который, в свою очередь, приходился правнуком Баал Шем Тову (Бешту), основателю хасидизма). Дедом мальчика был известный Чигиринский рав – р. Нахман Гольдштейн (1895–1984), выдающийся талмудист, автор подробнейших комментариев к главным трудам рабби Нахмана (некоторые потомки рабби Гольдштейна до сих пор проживают в Кременчуге).

Поскольку Авраам рано лишился отца, Чигиринский рав взял на себя заботу о его воспитании, став его личным учителем. Ежедневно, после утренней молитвы, дед и внук запирались на веранде, где проводили несколько часов за учебой. Как бы ни был занят рав Гольдштейн, он никогда не прерывал занятий, пока мальчик не выучивал весь дневной урок. В результате, к шестнадцати годам Авраам прекрасно знал Тору, весь Талмуд, а также «Ликутей Моаран» и другие труды рабби Нахмана. Помимо собственно брацлавской традиции, дед познакомил его с наследием других хасидских дворов, прежде всего ХАБАДа. Благодаря р. Гольдштейну Авраам также удостоился чести познакомиться с другими учениками рабби Натана.

В шестнадцать лет Авраам женился и стал зарабатывать на жизнь ремеслом  переписчика Торы (сойфера). Еще через три года он стал раввином Кременчуга, где в те годы существовала сильная и богатая брацлавская община с крепкими хасидскими традициями — в 1900 году в городе было тридцать две синагоги и молитвенных дома, действовало несколько ешив, в том числе и любавичская.

В годы Гражданской войны еврейское население Кременчуга жестоко пострадало от погромов. 4 мая 1919 года в городе бесчинствовали отряды атамана Григорьева (погибло более 150 евреев), а в августе того же года войска Добровольческой армии устроили шестидневный погром, в котором охотно участвовали громилы и из числа местных жителей. Тем не менее еврейская религиозная жизнь в городе не угасла.

В 1920-х годах происходило естественное сближение представителей оставшихся в России хасидов - последователей разных хасидских дворов. Поэтому неудивительно, что, согласно сохранившимся немногочисленным свидетельствам, брацлавский хасид рав Штернгарц регулярно проводил для местных хабадников – любавичских хасидов уроки.

«В Кременчуге, как уже подчеркивалось, было много любавичских хасидов. Один из них как-то обратился к реб Авроому с вопросом, не мог бы тот дать небольшой урок по Торе. Реб Авроом согласился давать уроки, и в синагоге собралась большая хабадская аудитория. Во время урока по книге «Тания» реб Авроом приводил также соответствующие теме места из других источников и «Ликутей алахот» (брацлавский свод комментариев). Хабадников так воодушевил урок, что после его окончания один из них подошел к реб Авроому и попросил давать такие уроки регулярно, добавив, что их надобно давать во всех хабадских общинах! Его впечатлили практические выводы и применение хасидского учения в уроке реб Авроома».

В 1920-х годах в СССР началось мощное наступление на еврейскую религию. Не стал исключением и Кременчуг, где в 1923–1929 годах были закрыты 29 синагог. Вынужденный покинуть Кременчуг, рабби Штернгарц перебрался в Умань — город, где находилась могила рабби Нахмана.

В 1930-х годах Умань оставалась одним из последних островков, где еще теплилась еврейская религиозная жизнь. В Новый Год – Рош-а-Шана - сюда ежегодно съезжалось несколько десятков хасидов, чтобы принять участие в традиционном кибуце — молитвенном собрании близ могилы рабби Нахмана — разумеется, чаще всего нелегально. Правда, в 1934 году власти неожиданно разрешили хасидам официально собраться в Умани, однако это оказалось ловушкой — почти все участники собрания были арестованы органами НКВД. В 1936 году была закрыта молельня (клойз), основанная еще рабби Натаном Штернгарцем (в её помещении устроили металлообрабатывающую фабрику). Несмотря на опасности, р. Штернгарц ежегодно проводил Рош-а-Шана в Умани, причем не просто участвовал в кибуце, но вел молитву Мусаф и трубил в шофар – честь, которой он впервые удостоился еще при жизни деда, в возрасте двадцати двух лет. Рабби Авраам каждый год умудрялся нелегально переправлять литературу для  кременчугских евреев.

Значительная часть религиозных деятелей, оставшихся в СССР, была репрессирована во второй половине 1930-х. В Кременчуге и Умани были арестованы лидеры местных брацлавских общин - Элияу-Хаим Розен и Леви-Ицхак Бендер (отделавшиеся условными сроками).

Рабби Аврааму Штернгарцу удалось не только избежать репрессий, но и получить разрешение на выезд за границу! В 1936 году он прибыл в Палестину и поселился в Иерусалиме, в Старом городе, где к тому времени сложилась небольшая брацлавская хасидская община. Там рав Штернгарц прожил до 1948 года, когда Старый город был захвачен иорданцами, изгнавшими оттуда всех евреев. Брацлавские хасиды обосновались в иерусалимском районе Катамон, откуда незадолго до этого бежали арабские жители.

С первых же дней пребывания на Святой земле рав Штернгарц стал одним из самых авторитетных лидеров местной брацлавской общины. Хасиды называли его « живым воплощением хасидского духа» — каждый его поступок был связан с тем или иным высказыванием великого рабби Нахмана.

Как известно, рабби Нахман скептически относился к медицине и не советовал своим последователям обращаться к врачам. Вот уже много лет большинство брацлавских хасидов следует этим рекомендациям. Реб Авраам до самой смерти ни разу не обратился к услугам медиков. В результате, когда он скончался, ни один иерусалимский врач не согласился выписать свидетельство о смерти, необходимое для организации похорон. Потребовалось личное вмешательство главного раввина Хаима Герцога, глубоко уважавшего рабби Штернгарца, чтобы урегулировать необходимые бюрократические формальности.

Реб Штернгарц отличался феноменальной памятью: начиная урок, он быстро переходил к смежным предметам, рассуждал о них час или полтора, после чего возвращался к основной теме — и все это по памяти, не заглядывая в книги.  Реб Авраам часто вспоминал Кременчуг, с теплотой отзывался о нем вплоть до своей кончины в возрасте девяноста трех лет.

Едва ли не все последующие лидеры брацлавского хасидизма — лидер цфатской общины в Израиле - р. Кениг, глава меронского кибуца р. Бурштейн, р. Михл Дорфман, возглавлявший брацлавскую ешиву в Иерусалиме, и многие другие — считали себя учениками бывшего кременчугского раввина. После смерти р. Авраама ученики подготовили к публикации и издали главные труды р. Штернгарца — комментарии к книгам рабби Нахмана «Товот зихронот», трактат «Имрот теорот» о смысле паломничества на могилы праведников, воспоминания ребе о Кременчуге.

Колоссальный авторитет, которым пользовался р. Штернгарц, позволил ему «продавить» смелое и оригинальное решение мучительной проблемы, с которой столкнулись после войны брацлавские хасиды. Завещав похоронить его в Умани, рабби Нахман говорил: «Приди на мою могилу, зажги свечу, пожертвуй грош на благотворительность, прочти “тикун-а- клали” (соответствующие псалмы) — и Бог даст, я за пейсы вытащу тебя из ада, если ты туда попадешь». Поэтому паломничество на могилу рабби Нахмана стало важнейшим элементом брацлавской традиции. Обычно в Умань ездили на Рош-а-Шана, однако наиболее ревностные хасиды совершали паломничество и в другое время, заезжая по пути в Кременчуг, в котором похоронены две дочери рабби Нахмана – Сара и Хая, его зятья и многочисленные последователи, ученики и приверженцы (могилы их на старом еврейском  кладбище на артскладах).

Однако вскоре после войны Умань была объявлена закрытым городом, и ни один иностранец не мог приехать туда легально. Могила рабби Нахмана стала недоступна для посещения, окончательно и безповоротно отрезанная  тогда железным занавесом. В результате брацлавские хасиды, лишенные важнейшего для них религиозного опыта, оказались в весьма непростой, мягко говоря, ситуации.

В этот момент реб Авраам Штернгарц предложил неожиданное решение: вместо Умани совершать паломничество на гору Мерон, на могилу рабби Шимона бар Йохая — мудреца II века, которого еврейская традиция считает автором книги «Зоар». По его словам, эта поездка принесет такую же духовную пользу, как и паломничество в Умань, поэтому те, кто живут в Земле Израиля, должны приложить все усилия, чтобы провести Рош-а-Шана на могиле рабби Шимона. В результате, по инициативе р. Штернгарца, хасиды на Новолетие стали собираться на горе Мерон, где был организован ежегодный кибуц, подобный тому, который в свое время устраивали в  Умани.

Идея рабби Штернгарца прозвучала для брацлавских хасидов как гром среди ясного неба. Многие не могли понять, как Мерон может заменить Умань, а могила Шимона бар Йохая — могилу и учителя и светоча - рабби Нахмана. Как признался позднее р. Эльязар Кениг, один из ближайших учеников р. Авраама, первое время он и его товарищи ездили на Мерон, руководствуясь принципом безоговорочного доверия знатоку Торы, совершенно не понимая мистического, глубинного смысла этого паломничества. Даже когда выяснилось, что первые брацлавские хасиды Земли Израиля также проводили Рош-а-Шана на могиле Шимона бар Йохая, это убедило далеко не всех. Споры о правомочности кибуца (собрания) на Мероне продолжались вплоть до падения «железного занавеса», когда посещение могилы рабби Нахмана вновь стало осуществимым. Тем не менее кибуц на Мероне помог многим брацлавским хасидам заполнить духовный вакуум, возникший в связи с невозможностью паломничества в Умань и Кременчуг.

К слову заметим, что одним из первых учеников великого рабби Нахмана из Брацлава был рабби Шимон-чудотворец из Кременчуга (на идише его звали «Шимон Кременчугер бресловер»). Он служил у Ребе шамешем (служкой) и личным помощником. Рабби Шимон-чудотворец из Кременчуга похоронен на древнем кладбище Цфата, в Израиле,  прямо возле могил  выдающихся  каббалистов Ари и Рамака.

Рабби Авраам Штернгарц скончался в Иерусалиме в 1955 году, 20 числа еврейского месяца элула, и старые брацлавские хасиды ежегодно собираются на кладбище Ар-а-Менухот, чтобы помолиться у его могилы. Хасиды диаспоры устраивают в этот день поминальную трапезу, во время которой читают псалмы и отрывки из «Товот зихронот». В Кременчуге брацлавские хасиды, традиционно, собираются на артскладах, на могиле дочерей рабби Нахмана из Брацлава.

Раввин Авраам Штернгарц - глава кременчугских брацлавских хасидов

Кременчугская синагога начала 20 века

Памятная стела в Кременчуге на могиле дочерей рабби Нахмана их Брацлава (фото сделано до разрушения вандалами в апреле 2014)

Могила рабби Шимона - кременчугского чудотворца в Цфате (Израиль)

Могила рабби Нахмана в Умани

Ар а-Менухот — муниципальное кладбище в Иерусалиме, где похоронен рав Авраам Штернгарц

Этот нигун (хасидский напев без слов, наполненный большим духовным содержанием) называется "Кременчугер берелах" (Кременчугский медведь). Его напевали кременчугские хасиды сотни лет назад. "Кременчугский медведь" – прозвище городского раввина, лидера ХАБАДа – Дов Бер Шнеерсона, который жил по улице 29-го сентября (там теперь Кременчугский городской отдел милиции) в своем особняке. Он был Любавическим хасидом и главой ХАБАДа в не простые годы. Современную интерпретацию нигуна сделал и исполняет замечательный хасидский певец Авраам Фрид. Этот нигун – гимн кременчугских хасидов.